- Так и я могу ему службу сыскать. Пойдёшь ко мне служить, Ян Вышатич?
Взор зажегся, и молодой человек, успевший зауважать этого Ярославича, нажить благодарность к нему за участие, едва удержался от немедленного согласия. Посмотрел на деда.
- Киев я бы посмотрел…
- Ну? Отпустишь внука, Остромир Константинович?
Тот неохотно, как бы с незнанием пожал плечами. Пока тут был один Изяслав, с ним ладно разговор клеился: чуть характер проявишь, и великий князь готов к уступкам. Вот, экономию себе выбил, не надо больше варягов содержать. Да только, пока чудь не платит, никакой дружины в Новгороде ему вовсе не собрать, не за свой же счёт? За свой не хочется, а дёшево одних рядовичей согнать можно. И против кого? Вон с какими бравыми вояками явился Святослав, все при мечах[1], умелые, в сёдлах держатся, как влитые. Таких дюжина и сотню уложит. Понятно, почему черниговский князь в себе так уверен и не гнётся ни под каким ветром.
- В молодые годы всегда тянет куда-то, однако ж не будешь ты, Ян, жену с собой всюду таскать? Женщине не пристало мотаться по шляхам. А будет на сносях? Лучше у своего очага сидеть, раз решил обзавестись семьёй.
- От отчего очага меня уже отогнали, - нахмурился парень, - а здесь – твой очаг, дед. Своего у меня пока что нет. Я им где угодно обзавестись могу.
- А всё ж родные земли… - опять попытался Остромир. Для него, как новгородца, конечно, Киев был непривлекательным городишком, оттягивающим на себя богатства и торговые пути. Киевские бояре всегда отвечали новгородцам тем же самым, звали их свеями, немцами, норманнами, полуночными разбойниками, варварами-идолопоклонниками, ведь не крещённых варягов до сих пор тут было множество. Новгородцы находили взаимные выражения, прозывая южан жидовскими данниками и сельской голью[2]. Борьба за денежные потоки, обогащение и первенство сталкивала сановничество двух городов, постоянно прежде поддерживавших соперничество каких-нибудь князей: Владимира и Ярополка, Ярослава и Святополка. Остромир и сейчас был бы не прочь поддержать Ростислава против Изяслава, да оборвали такую возможность на корню, распорядились предусмотрительно иначе[3].
- У нас здесь всё родная земля, - оборвал его Святослав, - от Варяжского моря и до Тмутаракани.
«У вас – князей» - подумал посадник, но промолчал, мелко закивав. Ян Вышатич улыбнулся своему новому покровителю, преисполнившись уверенности.
Разобравшись со свадьбой, Святослав стал собираться в дорогу на юг, а Изяслав с дружиной и ратниками – на север, принуждать чудь к выплатам, которые бы обеспечили дальнейшее мирное существование с варягами. Ведь даруемые им средства не только оставляют их здесь на службе, но и не дают повода наняться к кому-то ещё или, взбунтовавшись, полезть в грабежи.
Черниговский князь, чтоб не раздувать конфликт, зашёл попрощаться с братом.
- Что ж, увидимся теперь только по весне, Из! Будь осторожен и храни себя.
- И ты себя, Свят! И Бог тебя пускай хранит! – примирительно улыбнулся он, обняв младшего. – Будешь проезжать Киев – погляди, всё ли хорошо у Володши? Справляется ли? Оставил его за старшего.
- Пока я доеду, там уже и Шимон Офрикович подоспеет, а с его ватагой никто не полезет! Ты заезжал по пути сюда к Вяче?
- Нет, некогда было, - отмахнулся Изяслав, - я в Полоцк заглянул на пару дней…
- А там что за дела у тебя были? – нахмурился невольно Святослав.
- Ну, знаешь ли, Всеслав к нам приехал, а мы к нему – нет? Неудобно без ответного жеста. На обратном шляхе тоже, может, заверну. Любопытно у него там. Угощает знатно! Вовсе не глушь, и хоромы у него прекрасные!
- Тебе попировать больше негде, что ли, Из?
- Ты со мной, как с мальчишкой, не разговаривай, Свят! Мне если угодна компания Всеслава, почему я не могу его навестить?
- Можешь, конечно, можешь, - закончил эту тему молодой мужчина.
Коней завели на струги, и странники выдвинулись по Ильменю до Ловати, по которой можно было проплыть не менее трёх сотен вёрст. Дорога-река действительно лежала вдоль полоцких земель (или, как утверждал Всеслав – через них), но Святослава туда не тянуло. Хотя, если Изяслав сближается с Всеславом, то лучше мимо этой дружбы не проходить и самому тоже за всем посматривать. Но где взять время на всё, где ко всему успеть? Задерживаться ещё – это провести мало времени в Чернигове, чтобы не застать морозы и доехать до Тмутаракани до них. А Вячеслава-то навестить нужно было, посмотреть, зажила ли окончательно его нога? Ладно ли он устроился в своём граде?
Приблизившись к перевалочному порту на Ловати, осушили вёсла и ступили на землю. Продолжили путь в седлах. Когда показались стены Витебска, Святослав всё-таки решил сделать остановку в городе, послушать, что там говорят, посмотреть, какие люди там живут? Стоявший на Западной Двине, Витебск был немал, люден, обжит, и свевов с норманнами ходило в достатке. Двина соединяла его с Полоцком, через который текла дальше, сквозь земли ливов и земгалов, до самого Варяжского моря, откуда и прибывало иноземцев.
Найдя местного воеводу, Святослав представился и попросился на ночлег. Ему с его людьми предоставили залец в повалуше – княжьих дворов тут не было, - угостили от общего стола. Разговорились. Конечно же, своим князем все считали Всеслава Брячиславича, и речи не шло о том, чтоб считать себя подчинёнными Киеву или Новгороду. Особенно радовались полоцкому хозяину норманны – он не принуждал их креститься, уважал и чтил тех же богов, что и они.
- У нас тут люди свободные! – сказал воевода. – Сюда часто бегут из разных краёв. Здесь мужиков молиться не неволят, а девок в монастыри не отправляют за природное!
- В грамоту у вас учат? – поинтересовался Святослав. – Или совсем монахов нет?
- Нет, спасибо Перкунасу![4] А на что эта грамота нужна, скажи, князь? На ней только про распятого Бога пишут! И басни всякие. Люди как читать научатся – так с ума сходят! Это я точно знаю. Нам этого не надо здесь! Защити Перкунас Всеслава Брячиславича! Хоть бы тоже не обезумел этой «культурой» греческой. Понапривозят из-за моря суеты и глупостей! Будто без них плохо жили.
- В книгах знание есть.
- Какое такое знание? Какие слова правильные говорить этому их злому богу, который хочет убить всех остальных и остаться единственным? На это время тратить – жизнь зря терять! Я лучше спляшу и выпью лишний раз! А хотите с нами? У нас бочонок задористого мёда есть!
- Нет, благодарю, воевода, мне утром дальше в дорогу, - вежливо отказался Святослав. Печально ему было слышать такие разговоры. Как дед Владимир делать – насилу сносить идолы и загонять занесённым мечом всех в реку креститься – нельзя, а как ещё объяснить, что христианство не причиняет зла? Греки научили строить крепкие каменные дома, красивые храмы, быть милосерднее и справедливее. Они живут большой империей, внутри которой закон и порядок, а здесь, на Руси, жили вечными набегами и племенной враждой. Неужели не лучше принять мирного Бога с его заповедями? И хотя Святослав сам читать не любил, писать он обучился и знал, как это пригождается. А брат, Всеволод, благодаря книжничанью своему языки другие выучил, мог говорить с послами из заморских стран. Разве плохо это всё? И тем не менее, народ любил Всеслава Чародея, который не трогал их традиции и хранил древний уклад.
В Смоленск отправились засветло, когда солнце ещё не взошло из-за леса и едва стих ночной писк совы. Там можно было снова погрузиться на струги и спуститься до Любеча по Днепру, а от него уже и до Чернигова хорошей рысью недалеко. Отправив вперёд Перенега предупредить о себе, Святослав с каждой пройденной верстой чувствовал приближение к Киликии и детям, и нетерпение разгоралось – скорее бы туда, скорее!
На гульбище стояла одиноко Ода с парой челядинок и тиуном. Сердце князя сделало тревожный перебой – что с братом? Он же предупредил, что едет, послал вестового, как полагается, чтоб не напугать никого явлением дружины. Подогнав коня, Святослав спешился у самого крыльца и наспех поклонился: